Описание |
Александр Генрихович Фолькман.
(Биография).
«Душа его была чиста, как кристалл; постоянно трудясь, этот добрый человек своим ровным и мягким обращением снискивал всегда полное уважение... Вращаясь же в кругу своих товарищей по профессии, всегда спокойный и добрый, он мог внушать только глубокую симпатию»
(Из надгробной речи д-ра Н. А. Русских).
В Екатеринбурге тихо доживал свой век редкий по трудолюбию, по честности и чистоте своих воззрений врач А. Г. Фолькман. Стойкость его убеждений при самых разнообразных условиях жизни дала ему возможность до последней минуты не отступать ни на шаг от своих идеальных взглядов. Он не был известен ни выдающимися произведениями, ни блестящей карьерой; все его личные достоинства сводились к высокопробной честности и порядочности. Предлагая вниманию читателя биографию этого человека, мы исходим из того соображения, что поучительные примеры не проходят бесследно. Знать те условия— подчас неблагоприятные, — при которых вырастают хорошие люди, как они живут, не только интересно, но даже необходимо каждому из нас... Немного великих людей, но еще меньше хороших, безукоризненно честных, — и если никто из нас не обязан быть великим, то всякий обязан учиться быть порядочным.
Александр Генрихович родился в Златоусте 8 июля 1829 года. Его отец, по происхождению немец, был вызван из Золингена для устройства Златоустовского оружейного завода; он принадлежал к той группе иностранцев, которых правительство наше вызвало из-за границы для расширения промышленности и насаждения технических знаний. Но ему пришлось недолго, сравнительно, поработать для России, через восемь лет по рождении Ал. Генр., он скончался, оставив, как это обыкновенно бывает с честными людьми, жену и пятерых детей почти без всяких средств; единственной поддержкой этой семье должна была служить пенсия, по размеру еле хватавшая на удовлетворение самых насущных потребностей. К счастью, мать Ал. Г. была женщина весьма умная и притом энергичная; поэтому, несмотря на скудость средств, она решилась дать детям такое воспитание, чтобы впоследствии они сами сумели заработать кусок хлеба. С этой целью она переехала со всей семьей в Уфу и определила Александра и старшего его брата Адольфа в гимназию, а чтобы увеличить хотя немного ресурсы, стала держать нахлебников. С трудом дотянула она обоих братьев до четвёртого класса, но здесь уже окончательно стало невозможно обоим продолжать гимназическое образование. Вследствие этого обстоятельства старший брат Адольф вышел из гимназии, тотчас же поступил учеником в аптеку и через несколько лет упорного труда сам стал аптекарем. Александр же продолжал учение и в 1848 году кончил курс. Полдороги было пройдено. Александру страстно хотелось тотчас-же поступить в университет, но непреодолимым препятствием на пути стояла нужда; пришлось заняться уроками. В 1850 году при Казанском университете были учреждены сибирские стипендии с обязательной 10-летней службой в Сибири по ведомству министерства внутренних дел для студентов - медиков. Как только весть об этом дошла до Уфы, Александр Генрихович занял у хозяина своего брата 50 р. и поехал в Казань. Там он сдал вступительный экзамен, получил право на стипендию и успел заручиться не сколькими уроками. Полгода, однако, прошло пока Ал. Ген. получил первую половину стипендии в 100 рублей (вся стипендия была 200 р. в год). Этими деньгами, равно как доходами с уроков, были уплачены долги, а часть их выслана матери. Вообще Ал. Ген. был замечательно преданный сын и поддерживал семью из своих небольших заработков. Но через два года после поступления, он должен был отказаться от частных уроков, чтобы иметь больше времени самому заниматься своим делом. Это время ему жилось очень тяжело!
В 1855 году Ал. Ген. кончил курс и хотел было тотчас же отправиться на театр памятной крымской войны, но министерство внутренних дел не отпускало своих стипендиатов на войну: в Сибири была еще большая нужда во врачах. Молодого лекаря назначили городовым врачом в г. Семипалатинск с содержанием по 280 р. в год. Перед отъездом он успел сдать экзамен на звание уездного врача, оператора и акушера, хотел сдать и докторский, да некогда было— надо было ехать... В трескучие морозы, перед самым Рождеством, после трудного пути, добрался Ал. Ген. до места назначения. То, что он здесь встретил, представляло мало утешительного: недостатки в настоящем,— и ничего впереди.
А ему так страстно хотелось добиться материальной возможности пополнить свое образование! Незадолго до приезда Ал. Ген.в Семипалатинск, последний был сделан областным городом. Небольшой, бедный городок должен был вместить в себе всех областных чиновников, все новые учреждения,— понятно, что квартиры вздорожали и Ал. Ген. пришлось платить за две маленькие комнатки с кухней почти половину жалованья (100 руб.). Ценность жизненных продуктов, вследствие неурожая и падежа скота, возросла как раз в этот год неимоверно, напр. рожь от 15 к. поднялась до 1 р. 60 к. При таких условиях трудно было жить на жалованье Александра Генриховича. Как и теперь в Сибири это бывает очень часто городовому врачу пришлось исполнять функции и окружного врача, и карантинного ветеринара,—само собой разумеется, без всякого вознаграждения.
Практики у Ал. Ген. было довольно много и по преимуществу даровой: чиновники и др. состоятельные люди, приглашая его, смотрели на него, как на городового врача, обязанного их лечить даром, а с бедняков он и сам ничего не брал. К несостоятельным больным Ал. Ген. всегда ездил особенно охотно, объясняя это простым соображением: богатый человек всегда может себе достать врачебную помощь, а к бедняку она сама должна прийти. В 1857 году его назначили на вакантное место окружного врача, при чем он продолжил исправлять обязанности и городового. Жалованья несколько прибавилось, но и работы тоже. Особенно много стало последней с 1866 года, когда Ал. Ген. назначен был старшим окружным врачом Семипалатинской области: приходилось объезжать громадный район—верст до 700 в радиусе. Длинные эти переезды были тем тяжелее, что и то время ни дорог, мало-мальски сносных, ни станций не было, изредка встречались подвижные селения киргизов. Дороги бывали настолько плохи, что приходилось ездить и верхом, особенно по узким горным тропинкам. Нечего говорить о том, что переносил непривычный путешественник зимой в стужу, в пургу, и скверных санях— на диких лошадях, таких диких, что подчас и самая жизнь подвергалась опасности. Питался Ал. Ген. в это время только сухарями и кумысом; к местной пище —баранине он привыкнуть не мог. Пробыв недели 3 в степи, Ал. Ген. возвращался в город совершенно истощенным, — после этого периода он не был в состоянии оставаться в стени. Все это переносил покойный труженик не даром он старался поселить среди полудиких киргизов доверие не только к себе лично, но и к медицине вообще.
С болью в сердце он убедился, как скверно ставили себя его предшественники, — они, преследуя одну идею наживы, одним своим появлением в ауле наводили панику; тоже самое произошло, когда Ал. Ген. в первый раз приехал в аул: женщины с детьми разбежались, а мужчины вынесли ему подарки. Конечно, он отказался принять последние; тогда киргизы, думая, что ему этого мало (так их учил опыт прошлого), увеличили приношение. Много труда положил Ал. Ген., чтобы просветить киргизов; прежде всего он изучил их язык и ознакомился с туземными обычаями.
Конечно, при этих условиях ему уже легче было действовать. Натуральная оспа в то время уродовала массу киргизских детей. Предшественники Ал. Ген. не умели, да и не хотели ввести правильное оспопрививание,—они, напротив, сплошь и рядом за известное— подчас довольно крупное— вознаграждение отпускали киргизов и не прививали им оспу, делая этим путем себе прекрасную доходную статью, а чтоб меньше охотников было прививать детям оспу, делали большие разрезы и т. п.! (Свежо предание, да верится с трудом!...). Александр Генрихович постарался сблизиться со старейшинами киргизских аулов, объяснял им цель и процесс оспопрививания и исключительно путем убеждения достиг того, что на своих совещаниях (он сам на них не присутствовал, зная подозрительность киргизов) старейшины пришли к самым утешительным результатам: оспопрививание ими было признано необходимым актом. Здесь уместно сказать, что постановления шарагата (совета старейшин киргизских) почитается как обязательный закон.
Нашлись киргизы, пожелавшие учиться оспопрививанию; самые деятельные «оспенники» были награждены халатами. Вскоре должность и занятие оспопрививанием стали настолько почетными, что некоторые старшины просили Ал. Ген. взять в ученье их сыновей. Чтобы еще более ознакомить степных обитателей с оспопрививанием, Ал. Ген. составил о нем брошюру, которая была переведена на киргизский язык и читалась С большим интересом по всей степи. Так мало-помалу влиял он благотворно на киргизов; своим хорошим отношением к ним он заслужил симпатию и уважение; — долго еще, вероятно, будет жить в этих далеких степях добрая память об «Узюнь-Дерьере» (длинном докторе ), как прозвали Ал. Ген. киргизы. Отдавая почти все свое время киргизам и находясь в разъездах, Фолькман не мог брать на себя попечение о больных частной практики; частые отказы его от последней, особенно среди имущего класса населения, вызвали негодование и раз даже жалобу военному губернатору; последний, впрочем, разобрав дело, нашел доводы Ал. Ген. вполне основательными и отношение его к своим прямым обязанностям, заслуживающим всяческого одобрения.
Когда срок обязательной десятилетней службы миновал, оказалось, что А. Г. не на что выбраться из Сибири, а между тем это было ему необходимо не столько для себя, сколько для подраставших детей, которых надо было начать учить. Только через 3 года службы ему выдана была небольшая, в виде субсидии, сумма (остатки от гербового сбора). На эти деньги он поехал в Петербург похлопотать о каком-нибудь месте. Бывший в то время директором медицинского департамента, известный Пеликан принял его очень хорошо и выразил искреннее сожаление, что недавно обещал другому место врачебного инспектора в Перми; в ожидании же подходящей службы он посоветовал А. Г. взять место акушера казанского врачебного отделения и обещал назначить его помощником инспектора врачебной управы, как только будет учреждена эта должность. Само собой разумеется, А. Г. был очень доволен результатом своей поездки, так как попасть в университетский город—было его давнишней, затаенной мечтой. Но, к сожалению, много времени уделять науке ему не удалось, так как врачебный инспектор ловко воспользовался мягким, уступчивым характером покойного и взвалил на него все дело. Впрочем, А. Г. все время своей службы в Казани, по возможности, занимался изучением судебной медицины, что было ему весьма необходимо, так как в это время в Казани было только-что введено новое судебное производство. Испытав на себе те неудобства, которые, являются следствием отсутствия у нас института судебных врачей, А. Г. Фолькман заговорил об этом вопросе в печати. Его статья «О значении судебных врачей вообще» (см. «Труды Общ. Врачей г. Казани» за 1872 г. Отд. 1) как нельзя лучше обнаруживает его зрелый взгляд на роль и положение судебного врача и вообще судебно-медицинской экспертизы; можно смело сказать, что высказанные им положения и сейчас еще были бы новыми, так как и в данное время институт судебных врачей нуждается в серьезной реформе. Кроме этой статьи, по судебно-медицинским вопросам А. Г. были напечатаны еще два чисто-казуистических сообщения («Суд.-медиц. случай смерти от эпилепсии» и «По вопросу о причине смерти Белова»). Обе эти статьи весьма характерно обрисовывают в высшей степени добросовестное отношение покойного к своим обязанностям судебного врача.
В начале 70-х годов сильно было, как известно, веяние по отношению к земству: все лучшее, что только было среди трудящейся интеллигенции. охотно становилось в ряды земских работников. Это веяние не миновало и А. Г. В 1873 г. он оставил государственную службу (с чином статского советника) и поступил ординатором женского отделения пермской Александровской больницы. Вполне обеспеченный с материальной стороны (1500 р. жалованья и хорошая частная практика), А. Г. мог бы весь остаток своей жизни не выезжать из Перми, но судьбе угодно было иначе: еще до его приезда, между врачами больницы и председателем губернской земской управы произошла какая-то размолвка, вследствие которой врачи постановили выйти в отставку in Согроге; и хотя А. Г. был совершенно не причастен этому делу, однако, из чувства товарищества, тоже подал в отставку. Из Перми А. Г. переехал в г. Екатеринбург, где только-что вводилось новое городовое положение. Городской голова В. А. Граматчиков пригласил его организовать городскую больницу. Составлен был проект постройки больницы на 120 кроватей, а до окончательного утверждения этого проекта приступлено было к устройству существующей и поныне больницы. Как и прежде, А. Г. прежде всего постарался, по возможности, ближе изучить тот особый род врачебных работ, который сосредоточивается в руках городского врача. Результатом этого изучения явилась статья: «Несколько слов по поводу вновь учреждаемой должности земского городового врача в г. Екатеринбурге (см. №№12и 13 «Дневн. Общ. Врачей г. Казани». 1874 г.). Между прочим, в этой статье А. Г. весьма обстоятельно доказывает необходимость учреждения в городах должности особого санитарного врача, что, как известно, составляет и посейчас больное место чуть не всей России. В больнице и для больницы покойный работал очень много: тысячи его пациентов могли бы засвидетельствовать чисто-отеческое отношение к ним А. Г.
Очень характерно отношение покойного к общественным деньгам: он сам, так сказать, назначил себе жалованье в 1200 р. Когда же работа увеличилась, число больничных кроватей возросло до 145, знакомые А. Г. стали убеждать его просить у города прибавки; на это покойный обыкновенно отвечал, что город имеет много нужд и деньги ему необходимы. Проработав один в течение 8 лет, А. Г., наконец, утомился и стал просить о назначении второго ординатора. И тут высказался благородный характер покойного он выхлопотал другому ординатору такое же жалованье и те же права, которыми пользовался сам, так что старшего врача в больнице не было.
На этой службе А, Г. оставался почти до самой смерти: он подал в отставку в конце июня вследствие постановления думы (в заседании 15 июня 1889 г.), касавшегося уменьшением ему жалованья на половину. 1) В это же время А. Г. окончательно слег в постель и 3-го августа умер от рака желудка, терзавшего его последние два года.
Наряду со своим профессиональным делом А. Г. всегда интересовался и следил за общественной жизнью. Отзывчивый, он не мог оставаться праздным зрителем проявлений пауперизма. В его голове роились сотни проектов, касающихся улучшения народной бедности 2). Его заветной мечтой было провести и укрепить в обществе идею необходимости профессионального образования вообще; на последнее он смотрел, как на единственный способ улучшить общественное положение. Но особенно привлекало его внимание женское профессиональное образование, что понятно само собой в виду, вообще, более беспомощного положения женщины. Не имея возможности лично познакомиться с тем, что сделано по этому вопросу в других странах, он в 1883 году отправил своего старшего сына, Адольфа, заграницу для собирания материала и осмотра существующих уже специальных учреждений. А. А. осмотрел все заведения и музеи в разных городах Австрии и Германии, собрал массу исторического материала и приобрел все существовавшие в то время руководства на немецком, французском и итальянском языках. Ознакомившись со всем этим, А. Г. занялся составлением проекта всего дела постановки профессионального образования, и увлеченный этим делом, он начал оставлять систематическое руководство женского рукоделия. Он успел составить только 1-й том; в печати же появилась лишь часть его, за подписью сына покойного (Адольфа), под заглавием «Русское кольцевое плетение»; по простоте и ясности изложения эта книжка не оставляет желать ничего лучшего. А. Г. хотел, чтобы идея технического образования охватила все слои общества и чтобы интеллигенция играла роль руководительную и развивающую относительно вкуса и примера. Он попытался было даже устроить в Екатеринбурге дамский кружок для развития женского профессионального образования; он составил и отпечатал даже примерный устав этого общества (в «Екатеринб. Нед.»); но попытка А. Г. не удалась: общество не отозвалось на его старания. Наконец, уже почти перед самой смертью А. Г. был несказанно порадован тем обстоятельством, что само правительство принялось за дело технического образования и трудно передать ту радость покойного, которую он переживал, получив от попечителя Оренбургского учебного округа предложение ввести в екатеринбургских женских училищах рукоделия, —а уж нечего и говорить о том рвении, с каким А. Г. взялся за это дело. Последняя статья покойного «О необходимости учреждения в Екатеринбурге профессиональной школы» увидела свет в день его похорон (см.№32 «Екатер. Нед.»1889 г.), но до учреждения таковой 3) не дожил он, правда, очень немного.
Нет никакого сомнения, что сообщенные нами биографические данные далеко не полны; главным образом, это зависело от того, что мы должны были пользоваться только теми сведениями, которые получили от близко знавших покойного лиц. Но и этого достаточно для характеристики симпатичных черт Александра Генриховича. Заканчивая эти строки, мы считаем себя в праве высказать самое искреннее пожелание, чтобы на Руси было побольше таких людей, каким был покойник! Легко-бы тогда жилось!...
Б. Котелянский.
1) Эта мера, сколько нам известно, была вызвана тем обстоятельством, что А. Г., по слабости своего здоровья, не мог уже так же энергично, как и прежде, нести свою службу и ему требовался помощник— врач, которому и предположено было думой платить остальную половину жалованья г. Фолькман. Ред.
2) Мы опускаем здесь ряд неудачных попыток покойного ввести в употребление изобретенные им веялку, вязальную машину, устройство им совместно с С. К. Ушковым первой крупчатной мельницы в Семипалатинске, которая существовала очень недолго по недостатку средств и пр.
3) В ноябре 1889 г . открыта и ныне уже функционирует в г. Екатеринбурге «Женская ремесленная школа», учрежденная М. Е. Алексеевой.
|